Флоренция — дочь Дьявола - Страница 46

— Да их вообще-то несложно будет найти, — с лёгким колебанием сказал Зигмусь. — Мне кажется, что они все-таки перебрались через улицу и пошли в «скорую», а там ведь все фамилии записывают…

— А что вы им такого сделали?

— Да ничего особенного. Но у двоих что-то с рукой.., ну, наверняка сказать не могу, но, по-моему, перелом… У одного — это точно — с рёбрами плохо, к тому же нос расквашен, он только пастью и дышал. А остальные как вдвое сложились, так и не могли разогнуться, вот и пошли в дугу согнутые…

— Ну и здорово же вы им накидали! Русские — народ крепкий.

— Да мы с разбегу как-то остановиться не могли, — оправдывался Зигмусь.

— Ну хорошо, а дальше? — спросила Моника.

— Не знаю. Погодите-ка, посчитаем: один в больнице, пятеро побитых. У меня получается, что в рабочем состоянии осталось только двое. Ломжинская мафия имеет шанс вернуть себе положение в обществе.

— Что? — изумлённо ахнул Зигмусь. — Вы что такое говорите?!

— Ломжинская мафия.., а что? Я слышала, что эти русские её немного придушили?

— Какое там! Вы что, шутки шутите? Они же в сговоре! Ломжаки аж визжат от радости, что русские за них всю чёрную работу делают! Ломжинские себе правят, а русские запугивают. Много эти русские знают о наших лошадях и наших людях!

— Положим, в лошадях-то и ломжаки разбираются как свинья в апельсинах, — ехидно заметила я.

— В отношении лошадей они, безусловно, идиоты, но в людях разобрались. Много бы эти русские без них сделали! Русские им долю отдают, как положено, а ломжаки тихо сидят, будто их тоже припугнули. Как же! А вы что думаете, эта русская мафия так бы у нас тут процветала, если бы её не холили, не лелеяли? В МИДе сидят какие-то сволочи, берут дикие взятки, вот и все дела! Я в этом не шибко разбираюсь, но ведь я не глухой, слышу, что люди говорят! И не слепой тоже!

Моника горестно застонала, поднялась из-за стола, зажгла газ под чайником, а потом открыла верхние дверцы старинного буфета.

— Вот теперь я понимаю, почему люди становятся алкоголиками, — сказала она мрачно. — Я только вино пью, да и то редко, но сейчас явственно чувствую, что просто обязана выпить коньяку. Говорят, это расслабляет. Тут есть какой-то коньяк. Зигмусь, открути голову этой бутылке. Страшные вещи! Я-то думала, что все как-то успокоилось, а оказалось, что стало ещё хуже.

— Русская мафия — это временное несчастье, — утешила я её. — Это побочный эффект смены государственного строя, но ничто не длится вечно. В конце концов они нападут пару раз на этих благородных кретинов с добрым сердцем, которые впускают их без проверки виз и приглашений и протестуют против выдворения «иностранных гостей» из страны. Может, это ускорит развязку.

Зигмусь без особого труда управился с пробкой. Политикой и историей он заниматься не собирался.

— То есть что, надо все рассказать в полиции без утайки и вранья?

— Да-да, все как положено, без малейшего вранья. Не болтай об этом, но наша полиция тоже пришла к выводу, что надо применить нетипичные методы. Людьми особо рисковать не следует, но мафию окоротить не мешало бы…

* * *

Лошади пошли на тренировку, люди вместе с ними, и конюшни опустели. Ворота не были заперты, только вдвинуты засовы, поскольку неизвестно было, кто, когда и каким путём приедет с тренировки. Конюх Двуйницкого, который шёл с круга к зданию конюшен, краем глаза заметил какого-то конмальчика, скорее всего Вонгровской, пробегающего у входа. Конюху показалось, что мальчик вроде как выглянул посмотреть на лошадей на тренировке, а потом вернулся обратно, потому он и решил, что это мальчик Вонгровской. Он выбросил мальчика из головы и занялся своими делами.

Мальчишка подождал, пока конюх Двуйницкого скрылся из виду, огляделся по сторонам и дёрнул засов. Дверь легко открылась. Он скользнул внутрь, и если бы кто-нибудь посмотрел в лицо пареньку, то увидел бы на нем квинтэссенцию страха.

Не закрывая за собой дверей, дико перепуганный парень пошёл вдоль денников, читая клички лошадей. В руке у него был пластиковый пакет. Он дошёл до денника Флоренции. Он был открыт. Мальчишка ещё раз огляделся и на цыпочках вошёл. Почему на цыпочках, он и сам не знал, ведь кругом никого не было, никто не мог ни увидеть, ни услышать его. Он пробыл в стойле секунд десять, а когда выбежал, пластиковый пакет был пуст. Парнишка смял пакет и сунул за пазуху. Потом осторожно выглянул за ворота. Поблизости по-прежнему все было тихо и спокойно. Парень выскочил наружу, закрыл за собой ворота и задвинул засов. Руки у него тряслись. Уже без оглядки он понёсся вдоль стены здания, как вспугнутый заяц, и замедлил шаги только метров через двадцать. Он был рядом с огороженным лужком, на котором пасся всего один конь. Тут же сидел на траве у столбика какой-то тип в огромных тёмных очках, заслоняющих пол-лица. На носу у типа был прилеплен лист лопуха.

Он даже не поднялся при виде паренька. Паренёк подошёл к типу. Они перекинулись двумя фразами и обменялись: в руки типа с лопухом перешёл смятый пластиковый пакет, а в руки паренька — купюра. Тип ловким движением поднялся с травы, парень развернулся, помчался прочь, словно за ним гнался сам сатана, и пропал между конюшен.

* * *

Флоренция принимала участие в шестой скачке. А перед самым стартом третьей в кресле за моей спиной внезапно возникла взволнованная Моника.

— Здравствуйте! Вы не заняты?.. Я просто должна вам все рассказать, я специально к вам сюда приехала, ведь от таких вещей может удар хватить… Я же говорила, что это не лошадь, а чудо!

Я так резко к ней повернулась, что столкнула с подоконника воскресную программку, все купоны своих ставок, сигареты, зажигалку, пустую банку из-под пива, лишь в последний момент успев схватить бинокль. Разумеется, голова у меня была занята до такой степени, что все криминальные вопросы из неё просто вылетели. Я пыталась решить, на кого поставить в четвёртой скачке кроме четвёрки, которая напрашивалась сама. Вокруг царило недолгое затишье. Моника внесла резкий диссонанс в мирную атмосферу.